Можно ли назвать эпохой двадцать лет государственной и общественной «ломки»?
Ломки всех устоев и традиций, правил и негласных договорённостей…
Ломки сознания государственных, общественных и религиозных деятелей…
Ломки сознания целого народа…
Когда с ног на голову переворачивалось абсолютно всё. Чёрное становилось белым, невозможное возможным, а запретное доступным…
Можно ли назвать эпохой годы, когда всё шло вразнос? Когда не было ни критериев, ни эталонов? Когда даже приблизительно невозможно было предположить, что будет завтра?..
Наверное, всё-таки можно…
Потому, что это было время, когда Россия в очередной раз перерождалась. Проходя через боль и слёзы, впадая в маразм и забывая прошлое, спеша отказаться от великого наследия и хоть какого-нибудь собственного будущего, живя исключительно никому не нужным настоящим…
Ослабленные вожжи железной ранее партийной дисциплины, непонятные политические игры Генерального секретаря, новые слова и определения, вызывавшие оторопь не только у народа, но и у самой партийной номенклатуры. Странный курс, взятый на запретную ранее «гласность». «Перестройка» всей системы управления страной сверху и до низу…
Хотя, совершенно не ясно, что именно и главное, как именно нужно было перестраивать…
Люди запутались в паутине противоречий. Наступал всеобщий, грандиозно-масштабный, всесоюзный, а поэтому страшный по своей сути, когнитивный диссонанс…
К власти рвались относительно молодые, но крайне зубастые политические «волки», мечтая потеснить «кремлёвских старцев» на политическом Олимпе…
Кем-то, совершенно сознательно, был запущен механизм разрушения огромного и сильного государства, игравшего доминирующую роль на мировой арене.
И остановить этот процесс было невозможно по определению…
Забегая наперёд, должен отметить, что ситуация крушения СССР один в один напоминала российскую революцию 1917 года. Только была не кровавой, а мягкой. Как будто неведомые «игроки» учли все ошибки и просчёты прошлого…
Был такой же странный «путч» (в предыдущем варианте – сговор военных) и такое же «мягкое» отречение верховного правителя…
И в первом, и во втором варианте незримо, но крайне явно и настойчиво присутствовала вездесущая «заграница»…
Создавалось впечатление, что актёры играют ту же пьесу, но несколько в ином сценарном варианте. Как будто маститый и заслуженный кинорежиссёр захотел переснять по-другому своё любимое творение. И посмотреть, что из этого всего получится…
Сделать своеобразный ремикс, так сказать…
И сценарий этот, боюсь, сегодня ещё не до конца реализован. И не в полном объёме…
Итак, 1985 год…
Он стал точкой отсчёта начала крушения советской империи.
Год объявления курса на «гласность, перестройку и демократию»…
С этого момента время понеслось вскачь, и мне кажется, что те, кто возомнил себя «наездниками истории» банально не успевали за происходящими событиями.
Они не были готовы к тому, что наступала эпоха вседозволенности и безнаказанности, эпоха мошенников и аферистов, казнокрадов и махинаторов, интриганов и бандитов.
А народ неистово рукоплескал всему происходящему, наслаждаясь кровавыми «зрелищами» и до поры, до времени наплевав на отсутствие «хлеба».
Сладкое и незнакомое до сих пор слово «свобода» будоражило неокрепшие умы пока ещё советских граждан, а чудовищная ложь, на «голубом глазу» выдаваемая за правду, формировала новое восприятие, уходящих в прошлое, ценностей…
К «историческому» образу последнего Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва и его роли во всём происходившем в конце ХХ века, я ещё вернусь в своих воспоминаниях.
Сейчас же мне хотелось бы рассказать о трёх моих встречах, случившихся в эти странные, кроваво-романтические, годы новой российской истории.
О встречах с человеком, одним своим существованием изменившим ход истории и определившим политику нового государства на долгие годы вперёд.
С человеком, которого опасались из-за нестандартности мышления.
С человеком, который удивлял своей непредсказуемостью.
С человеком, который поражал своей самостоятельностью и самобытностью.
С человеком, который не желал соответствовать никаким рамкам современного политика и сковывать себя какими бы то ни было правилами и ограничениями. Поскольку точно знал, чего хочет, к чему стремится, и как именно будет действовать.
С первым Президентом России Борисом Николаевичем Ельциным…
Декабрь 1987 года…
Каждый раз в преддверии новогодних праздников, всем советским людям казалось, что вот в этот раз точно будет лучше. Всё изменится. Товары подешевеют, жить станет легче, проще и понятнее. И будет главное, ради чего простые люди «закрывали глаза» на несуразности, творимые номенклатурной элитой, — уверенность в завтрашнем дне…
Каждый раз люди невольно, даже искусственно, вызывали в своих душах именно такое состояние и направляли мысли именно в таком направлении…
Каждый раз… Но только не в этот…
Совсем недавно состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором впервые с момента развенчания культа личности «вождя народа» и руководителя государства, прозвучала крайне резкая критика в адрес нынешнего руководства СССР и персонально «кремлёвских старцев». И что удивительно и уму непостижимо – в адрес самого Генерального секретаря…
Прозвучала оттуда, откуда никто не ожидал.
С пламенной, обличительной речью на Пленуме выступил фактический хозяин Москвы – первый секретарь МГК КПСС Борис Ельцин.
И вдвойне неожиданным было то, что его выступление, помимо критики современной партийной доктрины в целом, содержало конкретные обвинения в адрес тех, кто до этого момента «протежировал» и всячески поддерживал активного и неутомимого главного партийного начальника Москвы. В адрес Егора Лигачёва, Александра Яковлева и, страшно подумать, самого Михаила Горбачёва! Более того, Борис Ельцин, забыв очевидно, где находится, заявил о «новом зарождении культа личности» хозяина Кремля…
Я задавал впоследствии Борису Николаевичу вопрос о том, на что он рассчитывал, разбрасывая с высокой трибуны, не лишённые смысла, гневные филиппики. И он мне ответил: «Я не знаю… В тот момент я действительно думал, что перестройка – это по-настоящему»…
Нельзя взывать к совести волчьей стаи, у которой пытаются отобрать добычу…
И справедливость данной сентенции Ельцин ощутил на себе незамедлительно и в полной мере.
Смешивание с грязью строптивого «борца за справедливость» началось прямо на Пленуме. На его голову обрушилась вся мощь партийной машины. Яростно, безжалостно и невзирая на былые заслуги, чины и награды.
И он испугался…
Испугался липкого страха, ледяной рукой сжавшего сердце и затопившего сознание. Ведь в памяти ещё были живы воспоминания о том, как прямо после очередного съезда чёрные воронки увозили в подвалы Лубянки и превращали в лагерную пыль видных партийных и государственных деятелей, ранее украшавших своими портретами колонны демонстрантов на Красной площади, и принимавших вместе со всеми торжественные парады на трибуне Мавзолея вождя мирового пролетариата. Неприкасаемых не было никогда. И даже членство в Политбюро не давало такой гарантии…
И Ельцин каялся…
Натужно, затравленно, через силу…
Но каялся…
Понимая, что, возможно, это конец всему. Крах всех чаяний и надежд. И суровая действительность остракизма…
Уже на Пленуме было понятно, что Москвой руководить ему больше не позволят. Кому нужна была в «подбрюшье» этакая «бомба замедленного действия»? Да ещё и со своим мнением и непредсказуемым вектором поведения…
Московский пленум подтвердил все опасения. У Москвы появился новый хозяин…
Декабрь был каким-то неуютным, промозглым и до омерзения противным…
Причём не столько погодными условиями, сколько несуразностью всего происходящего вокруг.
Всё было каким-то ненастоящим. Создавалось впечатление, что вокруг – постановочные декорации. Причём, по недосмотру, поставленные для другой пьесы…
Мы шли по Александровскому саду, подняв воротники пальто, в надежде защититься от пронзительного и колючего зимнего ветра. Мимо спешили, погружённые в бесконечные проблемы, москвичи, совершенно не обращая внимания на того, кто ещё совсем недавно был хозяином столицы. И неудивительно. Никто даже предположить не мог, что мы можем вот так спокойно, как простые люди, прогуливаться по парку и разговаривать. В основном о жизни…
Он был очень уставшим и каким-то потерянным в тот момент. Как будто из него вытащили некий стержень…
Хотя… Может быть, так оно и было на самом деле…
И, может быть, поэтому был таким человечным и таким искренним…
— Скажите, зачем Вы это сделали? – вопрос повис в воздухе.
После достаточно долгого молчания, он ответил, глядя куда-то в сторону:
— Понимаешь, всё было настолько очевидным и казалось таким простым…
Они ведь действительно взяли курс на перемены. И меня перевели сюда не случайно. Им нужен был кто-то со стороны. Но свой, в доску. Обязанный всем. Положением, возможностями. Благодарный за покровительство. Завязанный исключительно на тех, кто… Ну, ты понимаешь…
Я думал, что разобрался в правилах игры. И мне это нравилось.
Самому во всё вникать. Контролировать даже в мелочах. Провести грандиозную чистку московского партийного аппарата и заставить работать даже самые закостенелые структуры. А потом что-то пошло не так. Не знаю… Упустил момент, когда именно…
Мой собеседник остановился и повернулся ко мне:
— Я рвался вперёд. И мне так много хотелось успеть. Но я не понял самого главного. Это никому не было нужно…
Ни тогда, ни теперь…
И, вот увидишь, не нужно будет и потом…
— Но, как же так? Перестройка, гласность, демократия, свобода прессы… Народ вкусил «плоды познания добра и зла»… Вы же понимаете, что если всё это окажется мистификацией – будет бунт. Русский бунт. Кровавый, бессмысленный и беспощадный?..
— А кто тебе сказал, что именно это и не является истинной целью данного глобального проекта?
— Нет, не верю, невозможно… — я был по-настоящему шокирован.
— Очень даже возможно… Я вот тут подумал… Видишь ли, слишком долгое время наш народ находился как бы в вакууме, в некой закрытой цистерне, где постоянно накапливались пары. Пары ненависти, страха, недоверия. На фоне кумовства, всеобщей коррупции, бездарной политики и конкретного очковтирательства… И этих самых паров набралась критическая масса. Их стало чересчур много. Если ничего не предпринимать, то рвануть может так, что октябрь семнадцатого покажется детским утренником. А народ у нас далеко не глупый. Многое понимает, ещё больше замечает… Вот и начал наш «вождь», то ли сам, то ли с чьей-то подсказки, потихоньку стравливать воздух, чтобы свести опасность к минимуму. И удержать… всё, что удастся…
— Так зачем же Вы?..
— А затем! Дурак потому что. Видел, что не туда выруливают. И что под руку нарочно толкают. Вот и хотел осадить всех одним махом. А чтобы не подумали чего лишнего, решил и в огород «самого» камушек о возможном культе кинуть. Глупо, конечно… Но не видел другого пути. В частных разговорах меня и близко слушать не хотели.
— А теперь-то что, Борис Николаевич? Ни должности, ни звания… Из кандидатов в члены Политбюро, видимо, тоже уберут… На пенсию, или как?
— Ну это ты погоди ещё. На пенсию! Ишь, чего удумал! Мы ещё посмотрим, чта-а тут и как!.. Есть соображения. Да и люди заинтересованные есть. Ты пойми, во всей этой партийно-номенклатурной возне далеко не всё так просто. И не всё, что кажется безнадёжным, является таковым на самом деле…
А заодно и посмотрим, кто во что горазд… Кто отвернётся, а кто и останется…
Я не знаю, для кого он больше говорил эти слова. Для меня или для себя… Пытаясь внутренне оправдать происходящее и убедить и себя, и меня в том, что и лучшее, и худшее – впереди.
Мы оба понимали, что это нет конец. А только самое начало. Прелюдия, так сказать. И дай Бог дожить не до завершения, нет… Хотя бы до момента, когда станет понятно, по какому пути пошло наше многострадальное Отечество, какая судьба уготована ему коварной Историей…
Он смотрел мне в глаза и я видел, как там, в глубине, загорается жестокий огонь предстоящей схватки. Он уже не выглядел слабым и сломленным. Да и не был таким никогда. Это, скорее, была маска… И для друзей, и для врагов… Потому что он точно знал, как быстро они меняются местами…
Сейчас это был взгляд волка. Матёрого хищника, затаившегося в прыжке над бездной… Знающего свою силу… И гасящего в слегка обозначенном оскале утробный рык…
1987 год уходил на тревожной ноте. Колесо времени набирало сумасшедший ход. И никто из нас практически не успевал за происходящими событиями.
15 января 1988 года, открыв одну из центральных газет, я понял, насколько был прав мой недавний собеседник. Ничего ещё не кончилось…
Указом от 14-го числа Борис Николаевич Ельцин был назначен первым заместителем Председателя Госстроя СССР в ранге союзного министра.
Начиналась новая страница… Закручивался неожиданный сюжет…
И что-то мне подсказывало, что предстоящие года никак не будут ни заурядными, ни томными…
Оставалось только набраться терпения… И ждать…
(© Copyright: Святослав Моисеенко «ПО ТУ СТОРОНУ ГЛЯНЦА…». Свидетельство № 218072900710)
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…