Наверное, Александра Ивановича ещё можно было спасти. Наверное…
По крайней мере, мы приложили к этому все усилия.
Нахально пользуясь всеми доступными «рычагами», пуская в ход все мыслимые «знакомства» и самый беспардонный блат, я договорился об обследовании в п. Песочном. Одном из ведущих онкологических центров. На тот момент всё ещё не было настолько печально, чтобы опускать руки. Конечно, нужна была операция. Но это ведь не критично. Как всегда, вопрос упёрся в финансы. Саша был гражданином «незалежной» Украины, постоянно проживающим (имеющим прописку) в Московской области. К сожалению, на него не распространялись пресловутые «квоты», которые можно было бы банально «выбить» на бесплатное лечение. Приходилось искать другие пути. Причём, особых вариантов не было. Саша позвонил родителям в Николаев, на Украину и предельно ясно обрисовал ситуацию. Однако, его в очередной раз не поняли. Или не поверили в серьёзность ситуации. Или не захотели верить. Сашина мать сказала, что у неё нет денег на всякие больницы, им с Иваном Александровичем (Сашин папа) нужно делать ремонт и в квартире, и на даче…
Честно говоря, мы были ошарашены такой отповедью. Сашины родители всегда были очень сложными людьми, со своими взглядами на жизнь, категоричным собственным мнением и нежеланием понимать собственного сына. Но мы просто не думали, что аж настолько…
Не отчаиваясь, мы продолжали искать деньги, связи, возможности…
А потом стало поздно…
Неожиданно опухоль стала стремительно прогрессировать. Даже наши московские друзья, по традиции приехавшие встречать вместе с нами новый год, заметили, что Александр Иванович как-то неважно выглядит. А он продолжал улыбаться и говорить, что ничего страшного, просто устал за последнее время. Будучи внутренне сильным и необычайно крепким духовно человеком, Саша никому и никогда не показывал насколько ему трудно. Его жизненным кредо было утверждение, что «жить можно бедно и впроголодь, но для всех остальных у тебя должны быть дорогие визитки, «паркер» с золотым пером и вещи «от кутюр», и никто и никогда не должен подозревать, что денег у тебя нет даже на метро». 
После новогодних праздников моему другу стало хуже. С помощью влиятельных знакомых мне удалось положить его в хорошую больницу под наблюдение известного профессора-онколога. Через неделю профессор меня вызвал и сказал, что операцию делать уже поздно, метастазы поразили практически весь организм. Единственное, что можно было сделать, это вставить трубку в горло, чтобы Саша мог дышать и катетер в желудок, чтобы можно было питаться. Опухоль в горле пищу не пропускала. Нормально разговаривать Саша уже не мог.
Я ничего ему не говорил, продолжая обнадёживать, утверждая, что всё «по плану», что идут обследования, что надо потерпеть. А вернувшись из больницы домой, я тихо плакал на кухне, обхватив голову руками. Что делать и как быть дальше, я просто не знал. Все сбережения, которые были не только у меня, но и у моей семьи, мы потратили на продление Сашиной жизни. Денег больше не было, взять их было неоткуда. А дорогущие лекарства по-прежнему были крайне необходимы…
Я поехал за помощью в Москву…
И столкнулся с ужасным непониманием. Мне никто, абсолютно никто не поверил. Ни в то, что нет денег, ни в то, что Саша умирает…
Даже Алик, наш самый близкий друг, часть нашей «троицы» заподозрил меня в чудовищном обмане, целью которого было выманить у знакомых как можно больше денег под «благовидным» предлогом…
Мы с Аликом кричали друг на друга, взаимно обвиняя во всех смертных грехах. Я думал, что это конец нашей многолетней дружбе, разрыв всех отношений. И уже собрался уйти, хлопнув дверью, как, видимо, что-то «щёлкнуло» в голове Алика. По-принципу, «ну не может же он так нагло врать». И Алик решил поехать со мной в Питер, чтобы всё «проверить» и «вывести меня на чистую воду».
С вокзала, заехав домой только, чтобы оставить вещи, мы направились прямо в больницу. Я наблюдал за выражением лица Алика. Оно было всё более и более удивлённым. Он каждую минуту ждал, когда же «раскроется обман». Сказать, что он был потрясён, когда перешагнул порог палаты и увидел Сашу – значит не сказать ничего. Будучи от природы достаточно худощавым, Саша всего лишь за месяц, прошедший после нашей совместной встречи нового года, высох, практически превратившись в живую мумию. Говорить ему было трудно, даже через какое-то приспособление, помогавшее извлекать металлические речевые звуки, поэтому свои ответы и вопросы он старался писать в блокноте.
В тот же день профессор, наблюдавший Александра Ивановича, сообщил мне со всей предельной откровенностью, что пациенту осталось от силы месяц-полтора…
Вечером Алик уехал в Москву. С жутким чувством вины и невероятно сильным желанием сделать всё возможное для того, чтобы последние дни друга на этой земле были максимально комфортными…
Так и было…
Развив бурную деятельность, Алик сумел донести невероятный трагизм ситуации до всех москвичей, знавших и любивших Сашу. Денег удалось собрать достаточно. Недостаточно для того, чтобы выжить. Об этом нужно было заботиться раньше. А достаточно для того, чтобы спокойно умереть… Страшные слова… Но правда не обязательно должна быть привлекательной…
Алик практически жил в поезде «Москва – Санкт-Петербург», курсируя через день между двумя столицами. Я же каждое своё утро начинал с больницы, открывая с первыми лучами солнца дверь Сашиной палаты.
Вскоре нам удалось перевести Сашу в комфортабельный хоспис, что в то время казалось практически из области фантастики, несмотря на деньги. Однако в этом нам помогли мои удивительные друзья – Игорь Борисович Дмитриев и Елена Фердинандовна Андерегг. Просто в Петербурге не смогли отказать в просьбе любимым артистам, являвшимся как бы частью «визитной карточки» города на Неве.
Александр Иванович всё понимал… Он наблюдал за нашей с Аликом суетой, и понимал, что умирает… Единственным его вопросом было: «Скажи мне честно, когда? Мне нужно знать, чтобы успеть сделать некоторые вещи». Я не смог уйти от ответа. Сказал. Информацию о том, что осталось меньше месяца, он воспринял на удивление спокойно, высказав всего лишь несколько просьб. Он хотел увидеть самых близких друзей, попрощаться с мамой, принять монашеский постриг и быть похороненным в Петербурге.
С Сашиной мамой по телефону общался Алик. Он объяснял ей, что Саша умирает, что счёт идёт буквально на дни, умолял приехать, но она по-прежнему отказывалась во что-либо верить, пропуская мимо ушей все наши доводы, ссылаясь на то, что не может оставить болеющего Ивана Александровича одного…
Саша умер через день после принятия схимы… И через неделю после просьбы попрощаться с мамой… Ему был сорок один год…
Мы похоронили Сашу, теперь уже монаха Александра, как он и просил в Петербурге. Его мама, отказавшись приехать, когда он был жив, приехала, доверив «больного» Ивана Александровича заботам соседки, на похороны сына…
Я смотрел на эту плачущую женщину, и не испытывал никакой жалости. Я вообще не испытывал к ней никаких чувств. Она казалась мне в тот момент абсолютно ненужной «мебелью», которая случайно оказалась в нашей квартире. Я не понимал логики её поступков. Не понимал, почему она отказалась приехать, когда Саша был жив. И не понимал, зачем она приехала сейчас…
Видимо, у каждого свой путь и свой ответ перед Всевышним. 
Я не знаю, где теперь эта женщина, как сложилась её дальнейшая жизнь, жива ли она… Скорее всего, уже нет. И, может быть, встретившись за гранью, она сумеет объяснить Саше всю глубину своей материнской любви…
А мы… Мы очень часто вспоминаем нашего друга…Его неунывающий характер, его хлёсткие определения, его искромётные цитаты… Вспоминаем те курьёзные ситуации, в которые «вляпывались» по молодости… 
И понимаем, как сильно нам не хватает тех, кого мы по-настоящему, искренне любили… (© Copyright: Святослав Моисеенко «ПО ТУ СТОРОНУ ГЛЯНЦА…». Свидетельство № 218072900710)

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…