Самыми яркими, самыми красочными, самыми желанными и самыми «ностальгическими» бывают, конечно же, воспоминания, касающиеся детства и юношеского периода. Может быть потому, что все мы в это время ощущаем некую защищённость от несправедливости и жестокости окружающего мира, а может быть потому, что наше поведение, наши действия воспринимаются как бы «не всерьёз», как бы «понарошку», не предполагая какой либо взвешенной ответственности за мысли, слова, поступки. Хотя, с другой стороны, именно советская эпоха приучала нас с самого раннего возраста чувствовать «сопричастность» к великой жизни великой страны…
Наша семья не была из разряда «зажиточных».
Может быть потому, что отец был патологически честным человеком, а мама не считала возможным допустить даже мысли о том, чтобы о нас «судачили» во дворе. В городе и так курсировало достаточно слухов и сплетен о «высоких покровителях», которыми являлись наши близкие родственники – высокопоставленные государственные чиновники. Так что даже моя учёба в школе рассматривалась «под лупой», через призму возможных преференций, послаблений и блата.
Однако, мне это совершенно не мешало. Ни в учёбе, ни в отношениях со сверстниками. Будучи с рождения весьма любознательным, я находил удовольствие в изучении чего-то нового. Например, мне очень нравилось гулять с моей бабушкой – великолепной учительницей русского языка и литературы, потому что каждая наша прогулка начиналась с какого-нибудь нового для меня, но изумительного по своей сути стихотворения, которая бабушка с выражением декламировала, прививая мне всеобъемлющую любовь к высокой поэзии.
К шести годам я совершенно спокойно цитировал наизусть весомый отрывок из пушкинского «Руслана и Людмилы», начинающийся всем известными строками «У Лукоморья дуб зелёный…», не говоря уж о потрясшем меня «Во глубине сибирских руд…». А несколько позже в моём детском багаже «поэтической декламации» достойное место заняли пушкинские же «Евгений Онегин» и «Полтава».
Однако, если быть до конца честным, всю глубину поэтического слова раскрыло мне не творчество А.С. Пушкина, а скорее, как сейчас принято говорить, «интеллектуальная поэзия» М.Ю. Лермонтова. Именно его бессмертные творения «На смерть поэта» и «Мцыри» стали для меня проводником в мир создания сложных образов и умения манипулировать смыслом слов…
Хотя, это я сейчас столь смело анализирую своё «творческое становление». А что я мог понимать тогда, будучи ребёнком? Безусловно одарённым, но всё же ребёнком…
Качества лидера во мне тоже воспитывали с юных лет. Как и умение отстаивать свою точку зрения, принимать собственные решения и нести ответственность за их последствия. У нас дома даже было некое подобие «демократического управления», придуманный родителями своеобразный «семейный совет», полноправным членом которого был и я. Только тогда я не понимал, что это исключительно воспитательная педагогическая форма, заставляющая думать. Ведь «совет» всегда принимал решения большинством голосов. А этим самым большинством, по понятным причинам, были родители… Но именно такая форма «демократической иллюзии» помогала мне в дальнейшем выстраивать и жизнь, и карьеру. Важно ведь не то, что нужное тебе решение исходит от тебя. Важно, чтобы оно обязательно было принято и реализовано. А уж кто станет его проводником не так уж и принципиально. Главное – результат!
Вся моя жизнь была выстроена так, что мне всё время приходилось сдавать экзамены. Не по школьным урокам и институтским лекциям, а экзамены жизни. В разные её периоды. Приходится сдавать и сейчас, несмотря на сумму прожитых лет. Причём, каждый последующий экзамен всё ответственнее и жёще…
Школа тоже была для меня экзаменом.
Хотя бы потому, что я учился в школе, где работала моя бабушка. Но если вы думаете, что благодаря такому «совпадению» мне было радостно и вольготно, то это далеко не так. Наоборот. Я был под неусыпным вниманием и дома, и в школе. И моей ежедневной задачей было «не опозорить» бабушку своим нерадивым отношением к наукам. Потому что по её твёрдому убеждению, я просто был обязан быть лучшим!
И я был! Не только потому, что мне нравилось выделяться своими успехами на фоне сверстников (хотя, и это имело место быть), а ещё и потому, что меня увлекла общественная деятельность. Увлекла настолько, что даже в комсомол я был принят до четырнадцати лет (что категорически противоречило уставу) и стал самым успешным руководителем школьной комсомольской организации, умудрившись до этого заработать аж два (!) Почётных знака Всесоюзной пионерской организации им. В.И. Ленина. Сейчас, разглядывая эти знаки с профилем «вождя мирового пролетариата», в череде множества других наград, орденов и медалей, полученных за время непростого жизненного пути, я всё ещё ощущаю теплоту, исходящую от этих маленьких искорок советского периода, абсолютно заслуженных, и утвердивших меня в желании, даже более того – в способности, идти вперёд и покорять вершины, какими бы «недостижимыми» они не казались.
Литературный дар проснулся у меня годам к десяти.
Строчки приходили как-то сами собой, и на первых порах я даже стеснялся их кому-либо показывать, опасаясь насмешек и пересудов. Но не писать уже не мог. Мои ученические сочинения становились школьными «бестселлерами», а учителя отказывались верить, что авторство принадлежит мне, чуть ли не напрямую приписывая его моей бабушке. И я решился на отчаянный шаг! Доказать свою «талантливость»…
Не думаю, что учителя были этому безумно рады, поскольку я не нашёл ничего лучшего, как написать эпиграммы и на них, и на моих одноклассников. Но если одноклассники отделались исключительно юмором, то на учителей с избытком хватило хлёсткой сатиры. Зато и сомнения в том, кто именно пишет школьные сочинения прекратились раз и навсегда…
Вся система советского общества была выстроена так, что ни одному таланту не позволялось пропасть или загубить свой дар.
Так же случилось и со мной. Я попробовал написать заметку в районную газету, будучи ещё учеником шестого класса (13 лет), и был невероятно удивлён тем, что её напечатали в одном из номеров через несколько дней. Следующим потрясением было то, что ещё через неделю мне, школьнику, выплатили гонорар за статью – семь (!) полновесных советских рублей! Кто жил в то время, тот понимает, насколько это была большая сумма! Для сравнения хлеб стоил 16, а эскимо – 11 копеек!
И вот тогда я поверил в свои литературные силы! Кроме того, я понял, что можно не просто ощущать удовольствие от того, что ты делаешь, но и получать весьма неплохую, даже я бы сказал весомую, оплату своего труда.
Я начал писать для газет и журналов. Районных, городских и центральных. Мои публикации выходили на страницах «модных» советских молодёжных изданий, а редакции неизменно присылали письма с благодарностями за предоставленный в их распоряжение материал. За какие-то полгода мне удалось накопить на неимоверно дорогую югославскую пишущую машинку, а ещё через несколько месяцев я вполне сносно «барабанил» по клавиатуре…
Параллельно я постигал мудрёную науку виртуозного управления ученическим социумом, извлекая из своего «руководящего» положения настолько значимые выгоды, что без всякого опасения смотрел на предстоящие выпускные экзамены и вполне основательно готовился во всеоружии вступить в столь заманчивую и столь самостоятельную «взрослую жизнь»…
(© Copyright: Святослав Моисеенко «ПО ТУ СТОРОНУ ГЛЯНЦА…». Свидетельство № 218072900710)
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…