Сегодня уже мало кто вспоминает этого человека. Хотя раньше, на право именоваться его «другом» претендовали многие.
Волевой, невероятно жёсткий, харизматичный, с авантюрным складом характера и аналитическим умом, умеющий объединять вокруг себя совершенно разных по образу мыслей и психотипу людей, он и сегодня вызывает во мне очень противоречивые чувства. Поэтому, даже спустя столько времени, я не буду называть настоящую фамилию этого яркого персонажа столичного бомонда конца девяностых. Пусть он останется загадочной фигурой для тех, кто его не знает, и может быть, по-новому раскроется для тех, кто были частыми гостями в уютном «подвальчике» на Садовом кольце…
Шёл 1998 год…
Страна потихоньку выкарабкивалась из руин «вседозволенности», «свободы всех и от всего», «самореализации проходимцев и мошенников разного калибра». Но по-прежнему оставалась в шоке от происходящего «процесса демократической терапии»…
Ещё не было «жёсткой и волевой» руки у руля руководства нашего многострадального Отечества, а первый Президент России успешно претворял в жизнь собственную «историческую миссию»…
Мне с самого утра позвонил Славик Саульский с предложением «прошвырнуться по Москве», а заодно познакомиться с весьма любопытной личностью. Должен заметить, что Славик, в отличие от многих классических представителей «артистической братии», не воспринимал утро, как некую «катастрофу вселенского масштаба», и часто «меланхолил» в этот, странный для богемы, период бодрствования. Ему нужен был собеседник и компаньон для прогулки, склонный к авантюрам и в то же время способный спокойно выслушивать потоки «душевного дерьма» выдающегося Саульского. А поскольку мне абсолютно нечем было заняться, я не без удовольствия принял приглашение Славика. Кстати, я ни разу не пожалел ни об одном таком «мероприятии». При всей вздорности характера моего скандального приятеля, у него был потрясающий нюх на интересных людей. И практически со всеми этими людьми мы сохранили общение на долгие-долгие годы…
Вход в уютный подвальчик на Садовом кольце брал своё начало в обычном подъезде вполне респектабельного жилого дома. В принципе, не зная, что именно там находится искомый «офис», найти скромно спрятавшийся в цокольном этаже многоквартирного «муравейника» благотворительный фонд было практически невозможно. Да и не надо, по большому счёту. Это я потом уже понял, что те, кому нужно было знать – и так знали «заветный» адрес, а кто был «нежеланным гостем», вряд ли мог попасть за металлическую дверь без особого разрешения хозяина данной организации.
Встретившись со Славиком на углу дома, я слегка недоумевал:
— Ты уверен, что нам сюда? – спросил я.
— Ну да. Чай не впервой, — Славик пожал плечами.
— За версту отдаёт авантюрой! Но от тебя ждать другого не приходится. Одна надежда на то, что хоть день не покажется скучным. И так, в последнее время, новости не шибко радостные. Одним местом чую, — грядут «потрясения».
— Не дрейфь, тёзка! Прорвёмся! Где наша не пропадала? – Славик жизнерадостно «заржал». И вдруг неожиданно насупился. Резкая смена настроения вообще как-то стала его «фирменным стилем» на пике «уходящего века», а заодно и тысячелетия. Он по особенному остро, исподлобья глянул на меня: — А в принципе, везде, в общем-то, пропадала… Но мы ведь не жалеем об этом… А? Старик?
— Не жалеем, не жалеем… Пойдём, что ли? Чего торчать у всех на виду…
— Пойдём… — Славик вздохнул, и набрал код на подъезде. Дверь открылась, и мы по ступенькам спустились вниз, минуя широкую лестницу, ведущую к заветным квартирам «элитного» столичного жилья.
Внизу, за ещё одной дверью, грузный охранник, слегка за пятьдесят, окинул нас суровым взглядом.
— К Кашгарову, — надменно «процедил» Саульский. Что-что, а «выпячивать губу» у него получалось невероятно талантливо.
Последовал лёгкий кивок, и я устремился за Славиком по небольшому лабиринту узких коридоров, увешанных фотографиями российских знаменитостей разной величины. Политики, государственные и общественные деятели, военные, артисты, певцы, продюсеры, кинорежиссёры, учёные…
С одной из фото, оправленных в отнюдь не дешёвую рамку, во всю голливудскую ширь, улыбался неунывающий Саульский…
Сквозь небольшую «приёмную», из полуоткрытой двери начальственного кабинета, был слышен телефонный разговор «на повышенных тонах». И речь, по всей видимости, шла о недополученных деньгах, что явно раздражало хозяина кабинета.
— Ну вот, опять «под горячую руку», — застонал Саульский. Скривив физиономию в какой-то невероятно дикой гримасе, Славик толкнул дверь.
— Беня! Кончай орать, как резаный жертвенный баран. Я привёл к тебе знакомиться умного человека, которому совершено необязательно показывать собственную непроходимую дурость.
За столом, в клубах сизого сигаретного дыма, одной рукой сжимая громадную чашку чёрного кофе, а другой почти догоревшую сигарету, тупо глядя на пепельницу, полную окурков, сидел, набычившись, весьма колоритный персонаж. Нечто среднее между классическим «ментовским начальником», беспредельщиком-мафиози и финансистом из «Трилогии желания» Теодора Драйзера.
Невероятно тяжёлый, пронизывающий взгляд оторвался от пепельницы, скользнул по ухмыляющемуся Саульскому, и упёрся в меня.
— Ты представляешь, они решили «кинуть»! Они решили меня «кинуть»!! Они!!! Меня!!!! – с каждой фразой звук голоса увеличивался на несколько децибел.
И к моменту, когда я уже всерьёз стал относить претензии на свой счёт, он как-то обезоруживающе улыбнулся. Открыто и обаятельно, слегка «по-ленински» прищурив глаза. Вышел из-за стола и протянул руку.
— Беня. Друг этого шлемазла, возомнившего себя великим артистом. Теперь, надеюсь, и твой друг.
— Слава, — ответил я. – Человек, не мене талантливый, чем Саульский, но гораздо более скромный, — ответил я. – И чуть-чуть более умный…
Ответом мне был «гомерический хохот» двух лужёных глоток.
Начиналась новая страница моей жизни. И первые строчки в неё вписал по прихоти судьбы очень неоднозначный человек. Словно яркий болид, ворвавшийся в мою жизнь. И оставивший пламенный след восхищения, с доминантными нотками удивления, разочарования и горечи. Ибо изнанка человеческой натуры (а Беня был великим знатоком этой изнанки!), никогда не отличалась чистотой…
Вениамин Борисович Кашгаров…
Президент благотворительного фонда… Меценат и попечитель… Руководитель ряда общественных организаций… Продюсер и издатель… Хозяин актёрского клуба… Человек со многими лицами и одной судьбой. Имевший все шансы стать невероятно знаменитым, но предпочитавший оставаться в тени.
И именно поэтому я даже сейчас, спустя столько лет, предпочитаю скрывать его имя под выдуманным псевдонимом. Но, поступая так, я получаю возможность поделиться своими наблюдениями и воспоминаниями об этом человеке, не особо беспокоясь по поводу того, насколько «идеальными» они покажутся людям, лично соприкасавшимся с тем, кто в моём опусе выступает под забавным прозвищем Бени Кашгарова…
А в Москву, с уверенностью готовой к приключениям девочки-подростка, входила весна 1998 года…
Заглядывать практически каждый день в офис Бени Кашгарова стало для меня устоявшейся привычкой. И не то, чтобы в этом была крайняя необходимость. Просто невероятно «тянуло». К общению, впитыванию новой информации и сильных эмоций (а там, порой, разыгрывались «этюды» почище «мексиканских сериалов»), теплоте дружеской улыбки… И к тому, что ты был однозначно нужен. С твоим своеобразным взглядом на происходящее и свежими мыслями «по поводу»..
Я пользовался любым случаем, любой возможностью для встречи с Беней. А иногда он сам звонил мне с просьбой подъехать, обсудить тот или иной вопрос. И я приезжал. Даже если в данный момент был далеко от Москвы…
Любой мой визит начинался одинаково.
Код подъезда, металлическая дверь с видеоглазком, лабиринт коридоров, маленькая приёмная и пропитанный табаком кабинет, с окнами, выходящими во двор…
Заваленный бумагами рабочий стол, огромная пепельница, до верху наполненная окурками и гигантская чашка остывшего чёрного кофе…
И Беня, хмуро сидящий в центре этого хаоса и глядящий в одну точку.
Я входил, взгляд упирался в меня, и в глубине зрачков начинали проявляться первые проблески сознания. Словно включался некий тумблер, приводящий в движение застывшую на определённое время жизнь. И всё приходило в движение, начиная вертеться вокруг Бени с невероятной скоростью. Вбегали и выбегали секретари, бухгалтера, посетители и просители… Я сидел в стороне, за столом для совещаний и с интересом наблюдал «круговорот страстей». Всем от Бени что-то было нужно. Кому-то деньги, кому-то решение «вопроса», кому-то совет, а кому-то и «начальственный разнос». И, что самое интересное, каждый получал именно то, зачем приходил в кабинет. Даже если ему казалось, что изначально он нуждался в совершенно другом…
Беня был потрясающим психологом. Он умудрялся с каждым человеком говорить на его языке, виртуозно владея и литературным, и матерным. Причём, матерным – на каком-то запредельном уровне! Потрясающе ёмко и доходчиво.
Будучи человеком исключительно жёстким, а где-то даже жестоким, он невероятно мягко относился к артистам и певцам, людям творческих профессий. Нянчился, словно с детьми. Особенно со старшим поколением, на гениальном творчестве которого выросли ещё наши родители. И эти люди отвечали ему такой же любовью. Искренней и открытой.
Беня организовывал и проводил всевозможные презентации и юбилеи, праздники «по поводу» и «без повода», собирая вместе всех, кто так или иначе сохранил и пронёс через свою жизнь искру творения. Мы чётко знали, что раз в месяц совершенно точно соберёмся в очередном клубе или ресторане за шикарным столом на наши традиционные «посиделки», в связи с чьим-то очередным днём рождения, полученной наградой или празднуя «трёхсотлетие гранёного стакана» и одновременно «семьсот лет русской балалайке».
Какой во всём этом был коммерческий смысл, я не понимал. И, наверное, не только я. Как и не понимал, откуда Беня черпает ресурсы на всю эту «благотворительность». Но конец девяностых – это вам не сегодня. Тогда ещё были бескорыстные меценаты, и спонсорство не утонуло в клоаке коммерции…
И только случайно я понял, насколько тяжело этому удивительному человеку даётся каждый шаг, каждое движение, каждое решение. Как сильно бьёт «под дых» выстраивание сложной стратегии построения и развития его коммерческих и общественных структур. И как опасно заниматься благотворительностью в жестокое время «бандитской демократии». Это понимание буквально взорвало мне мозг в тот момент, когда я увидел Беню в кардиореанимации клиники эндохирургии и литотрипсии, после очередной, боюсь даже сказать, какой по счёту операции, связанной с коронарным шунтированием.
Но это всё было позже… После убийства молодого охранника, выделенного Бене органами правопорядка в качестве телохранителя, поскольку предполагалась явная угроза покушения со стороны криминальных элементов…
А пока – жизнь шла своим чередом, преподнося всем нам незамысловатые радости наряду с проблемами, ежечасно требовавшими и вмешательства и решений.
Вся наша команда была занята очередным гигантским проектом Кашгарова – небывалым по размаху и количеству участников фестивалем искусств «Звёздный фейерверк», постоянным местом дислокации и проведения которого должен был стать федеральный город-курорт Сочи…
Мы сидели на террасе фешенебельного сочинского отеля, провожая закат и наслаждаясь неожиданной тишиной, наступившей после последнего сумасшедшего дня подготовки к открытию «Звёздного фейерверка». Стол, умело сервированный для лёгкого позднего ужина, манил огоньками горящих свечей. Особой романтикой веяло от музыкального фона, созданного бессмертной музыкой Чайковского. Вино, разлитое по бокалам, было просто божественным…
Беня прикрыл глаза, вслушиваясь в далёкий шум моря. Казалось, рокот прибоя придаёт особый шарм знакомому с детства «Щелкунчику», снимая усталость бесконечного марафона последних дней.
Я же смотрел на картинку иссине-чёрного южного неба, с россыпью мерцающих точек, и думал о том, что сегодняшняя ночь напоминает мне затишье перед бурей. И что завтра отель станет филиалом ада для организаторов и неким подобием рая для участников и гостей фестиваля…
— Как же я устал от всего этого… — с губ моего приятеля сорвались слова, отдающие горечью, усталостью и знанием чего-то, недоступного для остальных. – Как же я устал… Твоё здоровье!
Беня отсалютовал бокалом с рубиновым вином, похожим в лучах заката на густую кровь.
— Устал он, видите ли… А кто всё это затеял? Чья это была идея?! – я практически негодовал.
Нет, сама по себе фишка с фестивалем не вызывала у меня отторжения. И была по-своему привлекательной. Только с одним небольшим дополнением. Если бы организовывать всё это стал кто-то другой. А мы – выполняли функции «свадебных генералов». Ну, и принимали поздравления, соответственно…
А вот полноценно участвовать в упряжке с перетаскиванием на своём горбу всех проблем и забот я был категорически не готов. Как, впрочем, и сам Беня.
Когда он задумывал и просчитывал «фестивальную авантюру» в заснеженной Москве, всё казалось лёгким и воздушным. На бумаге! Реальность оказалась совершенно иной.
Да, с присущим ему авантюризмом, он достаточно легко нашёл нужных спонсоров и так же легко получил искомую сумму денег. Но! Кто же знал, что народ стал в последнее время достаточно меркантильным! И все хотят «макнуть свой клюв» в чужую кормушку!
Стратегию перестраивать пришлось, практически, на ходу.
Чтобы сэкономить средства – нашли директора отеля, мечтавшего «влиться» в столичный бомонд. Собственно, бесплатный отель для фестиваля и стал для него тем самым пропуском в ряды вожделенной артистической элиты.
Написали «прочувствованные» письма авиаперевозчикам с просьбой о «бесплатных» билетах для гостей фестиваля из Москвы в Краснодар за подписью любимых кумиров отечественного кинематографа с неизменной и весомой приставкой – народные артисты СССР. А, получив согласие, тут же эти самые «бесплатные» билеты и оформили.
Артистов заинтересовали бесплатным проживанием и отдыхом с полным пансионом на берегу моря и возможностью «дополнительного» заработка в виде гонорара за ряд «творческих встреч» в рамках фестиваля.
Грамоты, дипломы и канцелярские призы – это вообще были «копейки» на фоне уже полученных «спонсорских» денег. Кроме того, Бене удалось уже на месте «развести», практически внаглую, «отцов города» на очень весомые материальные призы участникам фестиваля…
— Беня, скажи мне, игра стоила свеч? – я посмотрел на него сквозь рубиновый хрусталь.
— А ты как думаешь? – он хмыкнул.
— Понятно… А насколько удачно мы эти самые «свечи» продали?
— Очень удачно, Славик. Очень! Но…
— Я так и знал, что где-то подвох! Что за «но…»?
— Если бы не этот геморрой с фестивалем, не эти спонсорские деньги… Я не знаю, чтобы я делал. Видишь ли, московские власти тоже решили заработать. И подняли арендные ставки. Дань, которую нам приходится платить – практически съедает все доходы.
Славик! Если бы не этот фестиваль – я был бы классическим банкротом! И хорошо, если бы остался в живых!..
— Ох, ни хрена ж себе! Это как же так?!
— А так! Ряд проектов, в которые я, по глупости, вложился – лопнули, как старые панталоны на располневшей заднице. Мало того, что я ухнул туда свои деньги, я ещё умудрился убедить в реальности этих афёр очень серьёзных людей. В результате, их «убыток» – стал моим убытком… А сейчас, благодаря фестивалю, я вышел практически «в ноль». Только, я тебя умоляю, — между нами.
Он протянул мне конверт:
— Это тебе. Я знаю, что у тебя тоже не всё так просто… А теперь, давай отпразднуем… Нет, не победу. Победой тут и не пахнет. А сочетание моей изворотливости и твоей аналитики. И то, что всё-таки удалось избежать трагедии…
Следующие десять дней были безумием.
Ярким и красивым, фееричным и разнообразным, праздничным и весёлым…
Это был бесконечный позитив на фоне эмоционального взрыва!
Но за внешним лоском и всеобщей эйфорией стояла стальная воля Бени Кашгарова, подчинившего свою жизнь решению чужих вопросов, и проводившего «нужные» встречи и переговоры даже тогда, когда до выхода на сцену оставались считанные минуты…
Жизнь не стояла на месте. По крайней мере, наша. Особенно после того, как тёмные сочинские ночи взорвались сиянием огней беспрецедентного звёздного фестиваля!..
Было что-то неуёмное в этом человеке, стремившемся абсолютно всё сделать по-своему, не считаясь ни с чьим мнением, и не признавая никаких авторитетов. Сегодня так поступают многие. Тогда – таких были единицы…
Беня Кашгаров был в постоянном поиске. Новых идей, новых проектов, новых людей. Он разрывался между хотением и необходимостью, самореализацией и обязательствами, поисками денег и немыслимой благотворительностью.
Одной из его удачных находок – было участие актёрской братии в губернаторских выборах. Ведь на эти выборы шли все, кто имел хоть какие-то деньги или поддержку. От бизнесменов и политиков – до артистов и криминальных авторитетов. Так почему бы не заработать на таком денежном мероприятии, рассуждал Беня?
И зарабатывал!..
В узких коридорчиках полуподвального Фонда было тесно от скопления знаменитых имён. Рой заслуженных и народных артистов разных жанров и эпох гудел, как пчелиный улей. Все были в ожидании выезда агит-десантом в соседнюю область для поддержки кого-то там, баллотирующегося в хозяева региона. При поддержке криминальных денег. Причём, это особо как-то даже и не скрывалось.
Мы стояли в уголке с народным артистом СССР Георгием Степановичем Жжёновым и удивлённо наблюдали за хаотичным перемещением всей этой тусы.
— Скажите, Слава, Вам не кажется, что всё это напоминают очень бездарную постановку за очень большие деньги? – Георгий Степанович несколько виновато посмотрел на меня.
— А что делать, Георгий Степанович? Государство оставило нас за бортом. Социальные и финансовые блага льются обильно на других. Нам же приходится подстраиваться под жестокие реалии сегодняшнего дня…
— Но ведь это ужасно беспринципно! Мы ведь совершенно не знаем этого молодого человека, за которого будем настойчиво агитировать население области! А получается, что я своим именем даю некую гарантию его порядочности. – Жжёнов задумался. – Даже не знаю, как поступить. Я ведь обещал Бене поехать, а теперь вот сомневаюсь, стоит ли это делать…
— Понимаю… Но отнеситесь к этому, как к очередной роли. Очередному выступлению на сцене. К театральному спектаклю, где у вас незначительная реприза среди прочих участников! К капустнику, если угодно! И всё предстанет в другом свете…
— Наверное, Вы правы… Но я ведь не об этом… Жаль, что Вы не поняли…
Всё я прекрасно понимал. Только сказать не мог ничего этому великому человеку, познавшему все стороны жизни. От невероятной популярности – до сибирских лагерей… Воплощению мужества и несгибаемости… Истинного величия и абсолютной справедливости…
В это утро он вместе со всеми сел в комфортабельный автобус, и, промолчав всю дорогу, блестяще выступил на открытой сцене перед тысячами людей, собравшимися на площади… Но… Это был последний раз, когда Георгий Степанович ездил с нами на подобные мероприятия…
Жизнь летела, на глазах меняя страну, общество, людей…
Менялся и Беня. Он стал каким-то дёрганым, нервным, а порой даже жестоким. И в мыслях, и в поступках… Мне иногда казалось, что я вижу перед собой совершенно другого человека…
В его кабинет заходили незнакомые люди с лицами, явно не изуродованными интеллектом, он задерживался на работе до глубокой ночи, в глазах всё сильнее отображалась невероятная усталость. А после того, как нашли убитым Бениного охранника, он как-будто бы потерял самого себя.
Классический русский запой, в который превратились поминки любимого охранника продолжался третьи сутки. Эту ситуацию мы скрывали, как могли, от посторонних. Но слухи всё равно просачивались вовне. Шила в мешке не утаишь.
Однако, Бене было начхать на мнение окружающих, да и на собственную репутацию, в том числе.
— Я следующий, — шептал Беня. – Я следующий…
Я был не в курсе его «закулисных» дел. Поэтому не мог ни развеять его сомнения, ни разделить их. Из-за непонятных мне Бениных «телодвижений» последнего времени, мы вообще несколько отдалились друг от друга. Сейчас же я выступал в качестве своеобразной «скорой помощи»…
Всё закончилось столь же неожиданно и резко, как и началось. В одно прекрасное утро Беня прекратил пить и взял себя в руки. Слегка дрожащие, но цепкие и по-прежнему сильные. Видимо, приняв для себя взвешенное и достаточно нелёгкое решение, он посчитал, что все неприятности – позади. И нужно идти вперёд, к новым победам и новым свершениям.
Возможно, так бы и было, если бы не одно «но»…
Выстраивая собственные планы, мы совершенно не принимаем в расчёт то, что у Всевышнего на происходящее своя точка зрения…
Сердце Кашгарова, под влиянием потрясений и жуткого рабочего ритма, дало очередной сбой.
Но, даже находясь в реанимации Московской клиники эндохирургии и литотрипсии, он не был похож на беспомощного сердечника, не знающего, что делать и как себя вести…
— Чего тебе хочется, Беня? Что принести?
— Кофе и сигарету…
В августе 2001-го Бени Кашгарова не стало.
Ему было 46 лет…
(© Copyright: Святослав Моисеенко «ПО ТУ СТОРОНУ ГЛЯНЦА…». Свидетельство № 218072900710)
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…